Как Китай мог использовать кризис COVID-19, но не сумел
Опьяненные властью лидеры Китая совершенно упустили возможность, которую им на блюдечке преподнес некомпетентный ответ Запада на пандемию. Об этом пишет в своем блоге профессор экономики и политологии Калифорнийского университета в Беркли Джерард Роланд.
Когда китайские лидеры осознали, что несмотря на изначальные попытки скрыть пандемию COVID-19 в провинции Хубэй и, в частности, Ухане они справились с ней гораздо лучше, чем соперники — США и ЕС. И не могли поверить своей удаче. Китай посчитал это возможностью лишить США титула доминирующей мировой силы. Китайские СМИ и представители Министерства иностранных дел стали прославлять форму правления Китая, ведь она позволила пресечь распространение вируса, благодаря жесткому карантину. Но внешний мир этого не понял. Китайские лидеры удивились, почему на них взглянули не с восхищением и уважением, а наоборот — со страхом и беспокойством. Почему же мир не восторгается страной с самой большой численностью населения в мире, с показателем ВВП близким к ВВП США и крайне высоким темпом экономического роста, длящимся уже 40 лет?
Китайские лидеры решили удвоить усилия и акцентировать свое послание. Любая страна, которая каким-либо образом противоречила китайскому взгляду на кризис COVID-19, подвергалась критике и угрозам. Маленькая Австралия (с населением 25 млн человек) посмела возразить большому и сильному Китаю (с населением 1,4 млрд человек) и попросила провести независимое расследование распространения вируса, за что была быстро наказана экономическими санкциями. С каждой новой угрозой риторика китайских антизападных дипломатов становилась все жестче. Так они стремились подчинить себе мир, заставить его уважать Китай и покорно признать величие той глобальной силы, которой он стал.
А значит, несносные протесты в Гонконге (с населением в 7,5 млн человек), чьи жители не скрывая отказываются преклоняться перед коммунистическими лидерами Китая, должны были прекратить позорить Пекин. В результате Пекин принял Закон о национальной безопасности Гонконга, в обход законодательства последнего. Это стало концом режима «одна страна, две системы», который с первого дня так ненавидел Си Цзиньпин. Китайские лидеры делают все возможное, чтобы продемонстрировать свою силу и использовать ее на международной арене. Да, это вызывает страх. Нет, это не побуждает к подчинению и не вызывает восхищение и уважение.
Китайские лидеры могут винить лишь себя в негативной реакции на эту демонстрацию силы и агрессии. Опьяненные властью, они совершенно упустили возможность, которую на блюдечке преподнес некомпетентный ответ Запада на пандемию. Вместо того, чтобы применять силу и заниматься «масочной» дипломатией, они могли бы сыграть на антиколониальной теме.
Китай, как и многие другие страны, пострадал от колониализма. У него отобрали Гонконг и Макао, после подписания несправедливых соглашений, дающих экстерриториальную власть Японии и странам Запада. Япония жестоко вторглась в Китай, причинив сильнейшие страдания его населению. После прихода коммунистического режима в 1949 году, он мог пользоваться этой антиколониальной темой. Что общего это имеет с пандемией COVID-19?
Многое. На реакцию западных стран на пандемию пагубно сказались постколониальные рефлексы. Наблюдалась некая колониальная самоуверенность, проявлявшаяся в недооценке серьезности эпидемии, что привело к тому, что все западные страны отреагировали слишком поздно.
Более того, многие ключевые специалисты на «передовой» продолжившие работать, чтобы экономика не останавливалась, оказались жертвами этого колониального прошлого. В США — это потомки африканских рабов, мексиканские семьи, чьи территории в Техасе, Калифорнии и других штатах, были отобраны белыми американскими колонизаторами в 19 веке. В Европе — это потомки людей из бывших колоний в Африке, Южной Азии, на Ближнем Востоке и многих других. Неудивительно, что протестное движение, вызванное убийством Джорджа Флойда полицейским в Миннеаполисе, вылилось в сильное антиколониальное движение, борющееся за полную деколонизацию и прекращение всех проявлений постколониальной дискриминации, включая ее символы, такие как статуи и флаги.
Как бывшая жертва колониализма, Китай мог бы воспользоваться этой антиколониальной темой и, скорее всего, оказаться в выигрыше. Конечно, многие бы усомнились в искренности такой позиции, но это был бы умный ход.
Вместо этого, они попытались сыграть на лицемерии Трампа, поддерживающего протесты в Гонконге, но не протесты Black Lives Matter. Довольно очевидно, что Пекин сейчас хочет сказать: «Разбирайтесь со своими протестующими, и не вмешивайтесь в то, как мы разбираемся со своими». В китайской прессе даже прозвучали заявления о том, что протестующие из Гонконга играют ключевую роль в протестах в США. Негативное отношение китайских коммунистических лидеров к нынешним мировым протестам очевидно всем.
У Китая была отличная возможность стать сильнее на международном уровне, воспользовавшись темой слабого реагирования на пандемию на Западе (разительно отличающееся от быстрой реакции демократических стран Южной Азии), но он ее упустил. Вместо этого весь мир, включая бывшие западные колонии, теперь думает о том, как реагировать на жесткую риторику Пекина, которая печальным образом напоминает риторику японских милитаристов в 1930-х.
